Клятва Гиппократа
Борис Жевлаков


«Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигией, Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями… Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого от меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла. В какой бы дом я ни вошел, я войду для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного… Чтобы при лечении – а также и без лечения – я не увидел и не услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да и будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему и дающему ложную клятву да будет обратное тому.»
Клятва Гиппократа (сокр.), 3 век до н.э.

- - -

По окончании медицинского института в 1972 году на процедуре вручения дипломов в нашем Актовом зале мы все дружно, вслух зачитывали по листочкам Присягу врача Советского Союза.

Никто не знал ее наизусть, да и текст присяги все мы видели впервые. Тем не менее, кто на слух, а кто и разыскав лично, но большинству из новоиспеченных докторов была знакома Клятва Гиппократа.

Изысканный древний текст, величайшее почтение к научившим тебя врачебному искусству, клятва не навредить больному, безусловное обязательство не разглашать никаких сведений о болезни пациента – все это в большей степени трогало наши пылающие души и сердца.

Сухой текст в Присяге врача где-то, как-то вроде перекликался с Клятвой Гиппократа, но совершенно не трогал молодые врачебные души. Смысл обоих документов сводился нами к одному – жизнь отныне посвящается служению медицине, борьбе за здоровье обратившихся к тебе больных, следованию высоким принципам профессии ВРАЧА…

- - -

Моих предчувствий не обмануть:
Я на дежурство - как на войну
Ко мне приходят, кому нужней,
Его побили, а он не смей ...

- - -

Параллельно освоению основ экстренной хирургии в своем родном отделении, мне (для дополнительного заработка) приходилось брать довольно много ночных дежурств.

По больнице всегда дежурили четыре хирурга: первый хирург (самый опытный, умеющий ВСЁ, как нам тогда казалось), травматолог в стационаре, третий хирург (вот так просто он всегда и назывался), в чьи обязанности входил осмотр всех поступающих больных, оформление историй болезни и ассистенция на операциях первого хирурга.

Четверым хирургом был доктор, который дежурил по самому беспокойному подразделению больницы – травмпункту.

Весь первый год я дежурил третьим хирургом (чаще), и иногда – в травмпункте.

Конечно, дежурство по приемному покою было относительно проще: принимаешь нормальных, умытых-одетых пациентов с различными заболеваниями (чаще всего – болями в животе). Все мои диагнозы перепроверялись первым хирургом, он же принимал окончательное решение госпитализировать для наблюдения или операции или же отправке больного домой.

Тяжелую травму также везли сразу в приемный покой, минуя травмпункт, и осмотр проводил дежурный травматолог по стационару.

В травмпункт же почти непрерывным потоком (как мне казалось), прибывали своим ходом поскользнувшиеся и упавшие пенсионерки в сопровождении сердобольных молодых женщин. Первоначально я считал их родственницами упавшей старушки, но постепенно (с удивлением!) выяснялось, что чаще всего это были случайно оказавшиеся рядом девушки.

Травмированные пьяные личности почти всегда являлись в окружении собутыльников. Исключение составляли только алкаши, побитые неизвестными злодеями; эти прибывали в гордом одиночестве.

И если в приемном покое дежурство редко сопровождалось доставкой больных среди ночи (обычно, болящие ждали до утра), то в травмпункт народная тропа не зарастала на протяжении ВСЕЙ ночи.

В принципе, работа врача-травматолога требовала больше терпения в общении с ушибленным контингентом, чем профессиональных способностей. Травма, чаще всего однотипного характера, диагностировалась нетрудно (особенно, с рентгеном), помощь оказывалась несложно.

Вообще, работа с гипсом была, по большей части, обязанностью медсестры, и врач к этим действиям привлекался редко (поддержать пациента обычно вызывались приведшие его спутницы).

Рваные и резаные раны головы, конечностей, туловища требовали хирургической обработки с применением местной анестезии. Эта работа считалась целиком врачебной (правда, без помощи медсестры обойтись не удавалось никогда!).

- - -

Дежурство по травмпункту в будние дни или в воскресные, а особенно в праздники – две БОЛЬШИЕ разницы. До сих пор не понимаю, почему в травмпункте в праздничные дни у нас в больнице дежурил ОДИН доктор. Нужны, как минимум, двое: один держит, другой лечит.

Впоследствии, для пресечения безобразий нетрезвых пострадавших, в травмпункт был добавлен милиционер. Правда, в дальнейшем правоохранительные органы сочли это излишним, и доктор снова остался с побитым страдальцем один на один…

- - -

Моя работа - мотать бинты,
А он в обиду - и за болты
Я за носилки, а он за мной,
Но я ведь сильный, а он больной

Одно оружье - фонендоскоп,
А он,нахальный, все скок да скок...
Я удержал бы, да он напер,
Он не Геракл, но он шофер

- - -

Дежурство в травмпункте второго мая 1973 года запомнилось особенно благодаря упорству одного пьяного пациента. Тихое послепраздничное утро нарушило появление матерящегося молодого мужика, который держал в левой ладони предплечье правой руки с порванным рукавом рубахи.

Очереди пока не было, и больной с шумом ввалился в кабинет. Оказалось, что в результате НЕПРИЯЗНЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ он получил удар обрезком трубы по правой руке. Налицо перелом костей предплечья.

Стонал и матерился больной так громко, что мы первым делом ввели в мягкие ткани в области удара новокаин и сделали инъекцию анальгина внутримышечно.

Больной требовал спирту.

Медсестра быстро и ловко соорудила гипсовую лонгету, и мы посоветовали больному прийти на прием завтра, для осмотра и решения вопроса о выдаче больничного листа (пьяным сразу больничный лист выдавать не разрешалось, только через 3-5 дней).

Еще немного побуянив (Девки, дайте спирту!), больной наконец удалился. Рутина приема других пострадавших (удар молотком по пальцу, укус собаки, еще два перелома лучевой кости, резаная рана кисти) была нарушена повторным визитом утреннего пациента.

Был он еще пьянее и громогласнее, чем утром, и мы поначалу решили, что он явился требовать спирту (или больничный лист). Не сразу медсестра обратила внимание, что у больного обильно кровоточит рана за ухом.

По-видимому, в драке кто-то из собутыльников пытался оторвать нашему знакомцу левое ухо. Частично это ему удалось. Кожа позади ушной раковины была разорвана на участке 4-5 сантиметров, и ухо неестественно оттопыривалось кпереди.

Зашить рваную рану заушной области было нелегко из-за буйного поведения больного. Он постоянно вскакивал со стула, хватался руками за инструменты, в голос матерился.

Пришлось применить веревочный наркоз. Вдвоем с медсестрой мы распластали алкаша на операционном столе (полевая облегченная кушетка в манипуляционной) и зафиксировали руки (здоровую и с гипсовой лонгетой) и ноги крепкими широкими ремнями.

Анестезией я пренебрег. Густо обработав рану йодом, я наложил на зияющие края раны десяток кожных швов. Повязку также укрепить не представлялось возможным. Сойдет зеленка.

К концу манипуляции больной стал храпеть во сне. Пришлось его нетактично разбудить и выдворить в коридор. Там он досыпал еще два-три часа…

- - -

Дежурство подошло к ночи. Поток больных иссяк, мы попили чаю и привели все записи в порядок. Медсестра в который раз простерилизовала инструменты.

Дверь громыхнула. В проеме стоял наш неугомонный пациент. Клетчатая рубаха его на животе была пропитана кровью. Он был бледен и как будто трезв.

- Зарезали меня, доктор!..

Через узкую щель резаной раны живота в области пупка в рану выпадал желтый лоскутик. Большой сальник. Проникающее ранение в брюшную полость. Показана срочная операция – лапаротомия.

Мы запихали притихшего буяна на каталку и быстрым шагом покатили больного в приемный покой. Шел первый час ночи…

На лапаротомии ассистировал я, так как два других хирурга оперировали прободную язву в экстренной операционной. Повреждения органов брюшной полости у алкаша не было выявлено.

Он еще нередко попадался мне на глаза, болтаясь до заживления раны по всей больнице. Глядя на это чудовище, я вспоминал слова клятвы Гиппократа: В какой бы дом я не вошел, я войду для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного…

И большие умы ошибаются. Некоторых больных процитированная фраза из трудов Великого Гиппократа касаться не должна…

- - -

Ему не хватит на раунд сил,
Но он не схватит, чего просил
Ведь я же доктор, я гуманист,
Пока не сдох ты, угомонись...