Хирург
Ксения Маркова
Идеально ровная металлическая поверхность, глянцево - блестящая, как обертка дорогой конфеты. Только холодная… Свет… Угол падения равен углу отражения… Или как там пишут во всех учебниках? Но что стали до тех сухих, никому не нужных книжных строк, призванных учить молодежь. Что ей до вызубренных фраз, повторяемых поколениями на переменах, до прописных истин меланхоличных отличников и новоявленных гипотез седеющих профессоров. Нет ей дела. У нее своя правда…
Скальпель идет медленно, словно нехотя. Движимый чужой силой, направляемый чьим-то желанием, будто по прихоти, продвигается все дальше, вглубь. Раздвигая пласты кожи, буравит тело. Дальше… Дальше… Вгрызается в мышцы, рвет не щадя, все равно залатают. Плывет в океане плоти, оставляя за собой след - шлейф удаленных опухолей и вырезанных аппендицитов.
Свет. Все та же идеально ровная металлическая поверхность. Только немного поблекшая, потускневшая. Прячется праздничный глянец под стремительно темнеющим бурым налетом, почти черным уже. Ржавчина? Нет. Всего лишь привычная биологическая составляющая. Третья группа, резус положительный…Старо как мир…
Скальпель идет медленно, словно не хотя. Движимый чужой силой, направляемый чьим-то желанием, будто по прихоти, продвигается все дальше, вглубь. Раздвигая пласты кожи, буравит тело. Дальше… Дальше… Вгрызается в мышцы, рвет не щадя, все равно залатают.
Вот он – хирург. Светило. Старый опытный волк. Не одна овца на его счету. Равнодушный взгляд, скорее даже безучастный, не отражающий ничего… Циничный, скептический… Как и он сам. Нет воли эмоциям, нет воли чувствам, нет воли состраданию. Только холодный расчет и отточенные временем движения. Иначе пиши пропало…
Уверенная, набиваемая в течении десятилетий рука сжимает скальпель. Не дрожит. Не может дрожать. Не имеет права. Не для того учили шесть лет в университете, не для того протирал штаны в аспирантуре, чтобы потом предала… Нет.
Скальпель идет медленно, словно не хотя. Движимый чужой силой, направляемый чьим-то желанием, будто по прихоти, продвигается все дальше, вглубь. Раздвигая пласты кожи, буравит тело. Дальше… Дальше…
Сердце… Эпикард, миокард, желудочек. Расходятся ткани, открывая путь в бесконечность, впуская в себя холод. Бьется мышца, стучит, пульсирует, яростно выталкивая кровь. Туда- сюда… Туда- сюда… Вверх-вниз… Вверх-вниз…Хорошо что стучит. Живое…
Скальпель идет медленно, словно не хотя. Движимый чужой силой, направляемый чьим-то желанием, будто по прихоти, продвигается все дальше, вглубь.
Мне больно. И не спасает наркоз, и веселящий газ, припасенный заботливым хирургом. Да, я смеюсь лежа на своей койке, в припадке сумасшедшего веселья, вселенского праздника. Смеюсь, сверкая обнаженным телом и рассеченной грудной клеткой. Чтобы не заплакать, наверное.
Нет слез. Высохли все бурыми пятнами на сверкающем металле. Хочется плакать. Нет слез. Это еще хуже. Давит что-то изнутри, прет на поверхность, гонимое желанием вырваться - любой ценой, через мякоть разорванных органов, ленты артерий, сосудов, вен, бесконечные цепочки ДНК. Давит. Прет наружу… Не остановить…
Ну, давай же, хирург, режь, кромсай, оперируй. Твоя воля. Твоя правда. Твоя власть. Я в твоих руках. Делай что хочешь. Ты здесь хозяин. Давай, покажи, на что способен, ты - не знающий компромиссов и обходных путей, лазеек и замочных скважин. Ты - верящий в свое дело и умеющий его делать, лучше всех. Светило. Старый опытный волк.
Давай же хирург, давай…
Вот больно только. Все ничего. Больно. Больно одеревеневшему телу, сохнущим рукам, ногам… Пальцы впиваются в белую простыню, жмут, комкают, рвут на клочки. Больно. И уже не смешно. Хочется кричать от боли, кричать, что есть мочи, на весь мир. Может кто услышит… Только не слушается язык, шепчет что-то в немом крике, тихо, не разобрать. Больно.
Ну, давай же, хирург, давай…
Сердце… Эпикард, миокард, желудочек. Расходятся ткани, открывая путь в бесконечность, впуская в себя холод. Катятся капли из-под умелых рук, собираясь в ручейки, пропитывая ватные тампоны и стерильные простыни. Тампон. Еще тампон. Катятся капли одна за другой, играя в догонялки, боясь отстать, собираются в ручейки. Не остановить…
Больно.
Ну, давай же, хирург, давай…
Скальпель идет медленно, словно не хотя. Движимый чужой силой, направляемый чьим-то желанием, будто по прихоти, продвигается все дальше, вглубь. Раздвигая пласты кожи, буравит тело. Дальше… Дальше… Вгрызается в мышцы, рвет не щадя, все равно залатают.
Сердце… Эпикард, миокард, желудочек. Расходятся ткани, открывая путь в бесконечность, впуская в себя холод...