Вера Гедройц княжна, гений-хирург, лесбиянкаНаталья Воронцова-ЮрьеваВера Гедройц, литовского княжеского рода, родилась в 1876 году в Киеве, росла в селе Слободище Брянского уезда Орловской губернии, училась в Брянской женской прогимназии (где учительствовал В.В. Розанов), позже на курсах П.Ф. Лесгафта в Петербурге (ей было 15 лет). Там же сошлась с революционным кружком В.А.Вейнштока, и в 1892 году (ей 16 лет) была выслана в поместье отца под надзор полиции.
В 1894 году (княгине 18 лет) вступает в фиктивный брак с неким Н. А. Белозеровым и с новым паспортом, сменив фамилию, бежит за границу.
Спустя какое-то время Гедройц приезжает в Лозанну и поступает в университет на медицинский факультет, который окончила в 1898 году (ей 22 года) со степенью доктора медицины и хирургии. Первые операции проделаны ею под руководством Цезаря Ру, широко известного в Европе врача и ученого. Цезарь Ру берет ее в свою клинику, где спустя некоторое время она становится старшим ассистентом и в качестве приват-доцента читает спецкурс. Здесь же, в Лозанне, она встречает женщину, в которую влюбляется со всей мощью своей души. Любовь оказывается взаимной.
В Европе ее ждет блестящая карьера, однако семейные обстоятельства прерывают ее. Она получает письмо от отца, в котором он сообщает, что ее сестра умерла от воспаления легких, а ее мать находится в крайнем нервном состоянии; отец умоляет ее вернуться домой как можно скорей («…приезжай! Я никогда не звал тебя, но это необходимо <…> Не могу писать – тяжело!»).
Оставив любимую, Вера возвращается в Россию, где в 1902 году (ей 26 лет) сдает экзамен в Московский университет – ей необходимо подтвердить иностранный диплом. Несколько ранее она получает место хирурга в больнице Мальцевских заводов портландцемента Калужской губернии. Талант Веры Игнатьевны находит здесь глубочайшее практическое применение и разворачивается в полную силу. Гедройц буквально вгрызается в работу, она буквально вкалывает не покладая рук, а кроме того, публикует серьезнейшие статьи в научных журналах. Слава о первой и единственной в России женщине-хирурге из провинции мгновенно достигает императорского дворца.
Ее приглашают 3-й съезд хирургов, состоявшийся в 1902 году. Вот что писал о ней В.И.Разумовский, выдающийся профессор медицины:
«...В.И. Гедройц, первая женщина-хирург, выступавшая на съезде и с таким серьезным и интересным докладом, сопровождаемым демонстрацией. Женщина поставила на ноги мужчину, который до ее операции ползал на чреве как червь.
Помнится мне и шумная овация, устроенная ей русскими хирургами. В истории хирургии, мне кажется, такие моменты
должны отмечаться».
Речь идет о сыне мастерового Антоне, 26 лет, который в течение 12 лет тяжко страдал заболеванием тазобедренных суставов, не мог ни стоять, ни лежать. Вера Гедройц 10 октября 1901 г. провела сложнейшую операцию, в результате которой уже через три месяца Антон забыл про костыли. Этот случай и рассматривался в докладе Гедройц, принеся ей длительные аплодисменты светил отечественной хирургии.
Все это время она много напряженно работает – и мучительно ждет, когда любимая приедет к ней из Лозанны в Россию. Но вместо любимой из Лозанны приходит письмо (в период, когда Гедройц было примерно 26-28 лет):
«Не жди, я рвусь к тебе, но не могу оставить
детей и дело. Разбивая свою, а быть может,
и твою жизнь, я исполняю долг, легший
бременем на наши плечи. Вера, я так страдаю!».
Удар слишком силен. Усталые нервы не выдерживают. Придя на дежурство в больницу, Гедройц достает из рабочего стола браунинг и не раздумывая стреляет себе в сердце. И только случай спасает ее – ненароком задержавшиеся в больнице коллеги прибегают на выстрел и срочно оперируют Гедройц.
В 1905 году ее назначают главным хирургом больниц Мальцевских заводов и главным врачом Людиновской больницы – Вере Игнатьевне исполнилось всего лишь 29 лет (!), и в этих должностях она пребудет до 1909 года. В том же 1905 году ее тайный и фиктивный брак с Н.А. Белозеровым по желанию Гедройц расторгнут (в 1907 году ей будет возвращен княжеский титул и разрешено вернуться к девичьей фамилии).
«В начале 1904 г. известие о войне с Японией докатилось до всех уголков России. В.И.Гедройц подает рапорт о зачислении в состав передового отряда, сформированного из медиков-добровольцев Российским Красным Крестом, и отправляется в действующую армию. Она оказывает медицинскую помощь в самых горячих местах сражений. За труды и мужество ее награждают золотой медалью «За усердие» на Анненской ленте, а после боев у Мукдена за героические действия по спасению раненых командующий армией генерал от инфантерии Н.П. Линевич лично вручает женщине-врачу княжне Гедройц Георгиевскую серебряную медаль «За храбрость». Императрица Александра Федоровна, занимаясь попечительством по отношению к раненым в Манчжурии, также отмечает заслуги Веры Игнатьевны, и «за содействие в деле облегчения участи больных и раненых воинских чинов и за труды, понесенные по Российскому обществу в Красного Креста» отмечает ее тремя знаками отличия, в том числе – серебряной шейной медалью на Владимирской ленте, а объединенное Всероссийское дворянство – именным жетоном. Через год Вера Игнатьевна возвращается в родные места к любимой работе»
(В. Г. Хохлов. «Вера Игнатьевна Гедройц – главный хирург мальцовских заводов»).
«Княжна Вера оперировала в специально оборудованном железнодорожном вагоне и в палатках, обложенных глиной для защиты от холода. Только за первые 6 дней работы санитарного поезда она сделала 56 сложных операций. Выдающийся хирург-практик, она успешно оперировала легендарного генерала Гурко и пленного японского наследного принца, который впоследствии прислал дары русским монархам и назвал ее "княжной милосердия с руками, дарящими жизнь". Газеты писали о необычайной смелости операций, которые княжна делала буквально под огнем противника, но речь в этих репортажах шла не о научной смелости, а о человеческой доблести хирурга — действительно незаурядной. А ведь именно во время русско-японской войны она первой в истории медицины стала делать полостные операции, которые разработала самостоятельно, без посторонней подсказки — и не в тиши больничных операционных, а прямо на театре военных действий. В ту пору в Европе людей, раненных в живот попросту оставляли без всякой помощи»
(Джонатан Молдаванов. «Княжна Вера Гедройц: скальпель и перо»).
В 1909 году ее приглашают на должность ординатора Царскосельского дворцового госпиталя. Вера Игнатьевна становится домашним врачом августейшей семьи.
«Назначение «выскочки» из провинции, тем более женщины, на должность старшего ординатора было встречено старшим врачом госпиталя М. Н. Шрейдером в штыки. В ход пошли ссылки на разные инструкции и положения, посыпались письма в придворную канцелярию. В них отмечалось, во-первых, что эта должность была предназначена для другого врача, во-вторых, что женщина-врач, ставшая заместителем старшего врача, на время его отсутствия будет начальником над всем персоналом, а это первый такой случай в Министерстве Императорского Двора, в третьих, что назначение на должность старшего ординатора приравнивается к VII классу и требует разрешения министра, а чтобы его получить, требуется прослужить в Царскосельском госпитале несколько лет и т. д. Но воля Александры Федоровны была непреклонна, и уже 31 июля 1909 года инспектор придворной части получает письмо следующего содержания: «Министр Императорского двора, согласно преподанным Ея Величеством Государынею Императрицею Александрой Федоровной Указаниям, приказал назначить Княжну Гедройц Старшим Ординатором при Царскосельском госпитале Дворцового ведомства».
(В.Г. Хохлов. Гедройц В. И. – старший ординатор царскосельского дворцового госпиталя.).
Вера Гедройц была не чужда и литературных опытов, писала стихи, прозу, печаталась под псевдонимом Сергей Гедройц. Литературного признания в поэтической среде не получила категорически. В 1910 году Николай Гумилев в журнале «Аполлон» назвал Гедройц «не поэтом». Литературные занятия, откровенно неудачные, были слабостью гениального хирурга. Вере Игнатьевне, как ребенку, очень хотелось хоть какого-то художественного признания. И чуть позже она все-таки была принята в «Цех поэтов». Возможно, этому помог тот факт, что Вера Игнатьевна обещала оплатить половину той немалой суммы, которая была необходима для создания журнала «Гиперборей», в котором стали периодически публиковаться ее стихи.
В 1912 года Вера Игнатьевна становится доктором медицины, в 1914 году публикует книгу "Беседы о хирургии для сестер и врачей", лично обучает императрицу и ее дочерей навыкам медицинской сестры.
Фрейлина Анна Вырубова вспоминает:
«Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов, императрица лично решила пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими Великими Княжнами и со мной. Преподавательницей Государыня выбрала Княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведующую дворцовым госпиталем. Два часа в день занимались с ней и для практики поступали рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом госпитале, тотчас приступили к работе — перевязкам, часто тяжело раненых. Стоя с хирургом, государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные руки и ноги, перевязывала гангренозные рапы, не гнушаясь ничем и стойко вынося запах и ужасные картины военного госпиталя во время войны».
Вера Гедройц обладала крутым характером. Была чрезвычайно заметной – высокого роста, грузной, к тому же одевалась исключительно по-мужски: шляпа, пиджак, галстук. Никаких женских причесок – стрижка также была на мужской манер. Голос имела низкий. Была заядлой курильщицей.
В 1915 году Анна Вырубова в результате железнодорожной аварии (поговаривали о теракте) получила тяжелую травму и в бессознательном состоянии была госпитализирована. К ней была вызвана Гедройц. Войдя в палату, она увидела находящегося там с визитом Григория Распутина. Судя по его виду, он явно не собирался уходить. Вера Игнатьевна без разговоров взяла его за плечи и выставила в коридор.
Февральскую революцию княжна Вера, некогда активный участник революционного кружка, приняла с большим сочувствием. В 1917 году в качестве корпусного хирурга 6-й Сибирской стрелковой дивизии она уходит на фронт, в 1918 году получает ранение, и ее эвакуируют в Киев. Там она и остается, получив место сначала в детской клинике, а потом в факультетской хирургической клинике Киевского мединститута. В 1930 году, уже будучи профессором, уходит со службы. Много печатается в научных журналах, принимает участие в хирургических съездах. Ею выпущено три повести, основанные на автобиографическом материале.
Она живет с графиней Марией Дмитриевной Нирод и ее детьми (Федором и Мариной) – живет как муж и жена. Кроме любви, их объединяет работа: Мария Дмитриевна служит у Гедройц медицинской сестрой. Возможно, это ей посвящены стихи княжны Веры, написанные ею 23 июля 1925 года:
Не надо – нет – не разжимай объятий
Не выпускай меня — не надо слов.
Твой поцелуй так жгуче ароматен,
И, как шатер, беззвезден наш альков.
Еще — опять — века изжить в мгновенье,
Дай умереть — сама умри со мной.
Ночь молчаливая льет чары исступленья,
Росою звонкою на землю сводит зной.
Вот распахнулись звездные палаты,
В лобзаньи слившись жизнию одной,
Не надо — нет — не разжимай объятий,
Дай умереть! Сама умри со мной!
Дети Марии Дмитриевны едва ли не открыто недолюбливают княжну Веру Игнатьевну – большая, одетая в мужской костюм и говорящая о себе в мужском роде женщина («я пошел», «я оперировал») вызывала у них отторжение, а нескрываемая любовь к ней их матери только усиливала негатив.
В 1931 году (Гедройц исполнилось 55 лет) она знакомится с художницей Ириной Дмитриевной Авдиевой и ее мужем Леонидом Семеновичем Поволоцкиим. Между ними завязывается дружба. Из воспоминаний И.Д. Авдиевой:
«Я сама знаю, что, любя Веру Игнатьевну Гедройц, научилась у нее любить все то, что поднимает жизнь над уровнем обывательщины, что красит будни в праздники. Вся ее жизнь была увлекательнейшим романом, и долгая дружба с ней во многом изменила меня. Она жила в том же доме, что и мы с мужем, и была старшим хирургом города. <…> Жила она в большой квартире с Марией Дмитриевной Нирод и ее детьми <…> Отношения у них были супружеские. Обе очень близки были к царской фамилии и бежали из Царского Села в Киев, где скрывались долго в Киево-Печерской Лавре у монахов. Потом поселились в нашем доме, много раз арестовывались, но каждый раз выпускались по просьбе власть имущего чекиста-ленинградца, которому во время войны четырнадцатого года Вера Игнатьевна сделала в царскосельском госпитале сложнейшую операцию. <…> Мы очень часто с мужем поднимались наверх к Гедройц и, к восторгу Веры Игнатьевны, создавали обстановку литературной богемы. Читали стихи, писали буримэ, Гедройц играла на скрипке, я ей аккомпанировала на фортепиано. Порой мы расходились на три-четыре такта, но это не смущало нас. Мы играли, не замечая, что слушатели забились в самую дальнюю комнату, чтобы не слышать какофонии. Вместе с Верой Игнатьевной мы написали сценарий: «Профилактика рака». Его приняли к постановке, даже аванс нам выдали, но почему-то сценарий так и не пошел в производство. Гедройц много писала научных статей о раке и отвергала теорию вирусного происхождения рака. Она считала, что это патологический рост остаточных зародышевых клеток. Рак, с которым она боролась хирургическим ножом, жестоко отомстил ей. В 1932 году она погибла от рака брюшины с метастазами в печень, через год после перенесенной операции (удаление матки)».
Вера Гедройц похоронена на Корчеватском кладбище в Киеве. На ее могиле – простой железный крест, на который прибита простая железная табличка. Внутри ограды находится еще одна могила – архиепископа Ермогена. Некогда, будучи молодым священником, он смертельно заболел, вторая жизнь была дарована ему руками чудесной женщины-хирурга Веры Игнатьевны Гедройц. После ее кончины он преданно ухаживал за ее могилой и завещал похоронить себя рядом с ней.